— Думал, что я вам тогда пыль в глаза пускал, и на самом деле никакого «Колдуна» нет?
— Даже не это… Просто вдруг страшно стало жизнь настолько круто менять. Ведь о том, что нас может ожидать на новом месте, я судил только по словам да по радиопередачам. А что там будет на самом деле — неясно… Извини…
— Не извиняйся, это я сам сглупил, что такой вопрос задал. Но теперь ты понял, что это вовсе не слова?
Кравцов сощурился и медленно ответил:
— Увидев тебя, я убедился в том, что мой боевой друг слово держит.
Блин, какой Мишка, оказывается, осторожный человек. И как фразы строит: дескать, тебе верю, но вот как к моей семье отнесутся в СССР, скажу по факту. В принципе, правильно действует парень. Без излишней восторженности. Ну тогда и я ему ничего говорить не буду. В смысле, с КАКОГО верха пришел приказ относительно Кравцовых. Вот переправят их в тыл, пусть сам посмотрит и обалдеет…
— Ладно, недоверчивый ты наш. Скоро сам все увидишь. И как к реэмигрантам относятся, и какая у нас жизнь вообще. Отношение, думаю, — не разочарует. А касательно жизни… комфорт в СССР, конечно, пока не на том уровне, которого хотелось бы, но ведь все в наших руках.
Михаил ухмыльнулся.
— Ну, на особый комфорт я и не рассчитываю. Ты не забыл — мне ведь уже приходилось тесно общаться с советскими людьми, которые много о себе рассказывали. В том числе и о довоенной жизни…
Я сначала даже не врубился, о ком он говорит, но почти сразу дошло — о «русском» отряде маки, в который вливались бывшие советские военнопленные, бежавшие от немцев. А как дошло, почувствовал мгновенный стыд, что не поинтересовался судьбой ребят раньше. Они ведь собирались к нашим выходить, когда линия фронта приблизится, и я им тоже советовал ссылаться на «Колдуна». Но во Франции фронта уже нет (лишь в северной и северо-западной части страны немцы еще трепыхаются), только и о парнях тоже не слышно. Неужели погибли? Спросил о них у Кравцова и услышал:
— В отряде погибли двое: Степан Троекуров, помнишь, высокий такой, постоянно с СВТ ходил, и Ринат Боягов. Но Рината ты вроде не знаешь… — Собеседник замолк, чего-то прикидывая, а потом, сам себе кивнув, добавил: — Он уже после тебя появился.
— А остальные где?
Мишка, зло цыкнув зубом, ответил:
— Отряд «Родина» выполнял задание штаба маки в центральной Франции и, когда ее освободили союзники, члены отряда были интернированы.
Я облегченно вздохнул:
— Что ты так злишься? Союзники, конечно, козлы, что не отпустили ребят сразу, но поступили они вполне по закону. А интернированы — это не убиты. Значит, через месяц-полтора появятся. — А потом, меняя тему, опять перешел к насущному: — При вас барахла много? Я в том смысле, какой транспорт еще брать, а то у нас «ГАЗон» и «УльЗиС»… ну «додж», чтобы тебе понятней было. И пять человек, не считая меня.
Кравцов, на секунду задумавшись, ответил:
— Вещей немного, но все равно не поместимся. У меня семь человек. Из них трое — женщины.
— Ясно… а как там вообще обстановка?
— Спокойная. Немцы если где и остались, то прячутся и на глаза не показываются. Только прямой дороги нет — мост через Маас подорван. Паромная переправа, что была ниже по течению, тоже повреждена.
Я удивился:
— Так ты что, вплавь добирался?
— Нет, — Мишка хитро сверкнул глазами, — машины ведь у нас уже в Линсоне немцы отобрали, поэтому я, как ты говоришь, «экспроприировал» велосипед и поехал через Олье. Крюк, конечно, получился километров двадцать только в одну сторону, но зато там мост целый остался.
— Это хорошо, что мост есть! Ладно, пошли к капитану насчет транспорта договариваться.
Дерябин, выслушав просьбу, кивнул, поразив щедростью и пониманием:
— Ну, я думаю, возить женщин и детей в грузовике не стоит. Поэтому я вам дам автобус. «Опель». Как вам такое предложение?
— Предложение просто царское! Главное, чтобы этот автобус не заглох на полдороге.
— Обижаете, товарищ подполковник! Как часики все работает! Значит, я вам автобус с водителем и лейтенанта своего дам для координации с людьми из двести тридцать шестого полка. Они как раз возле того моста стоят, где вы проезжать будете. Заодно и частоты связи согласуете — а то мало ли что?
Мне были понятны мучения капитана, так как, находясь здесь, я был в зоне его ответственности, и если вдруг приключится косяк, то иметь будут именно Дерябина как не проследившего и не обеспечившего. И предлагает он дело, поэтому я ответил:
— Так и сделаем. А вообще, наши на той стороне Мааса есть?
— Только разведчики бродят. Дивизии ведь сейчас встали, подтягивая тылы. И, как мне кажется, дальше уже не пойдем, потому что вошли в соприкосновение с частями союзников, и немцев между нами не осталось. Разве что остатки разбитых частей, которые до сих пор по лесам прячутся. Но днем они не показываются, а ночью кто уходит на запад, кто, бросив оружие, на восток, ближе к дому. Вы ведь видели колонны пленных?
Я кивнул:
— Видел. Ладно, с этим понятно. А сейчас проводите меня, пожалуйста, к связистам.
Капитан козырнул, и мы пошли обратно в здание штаба, где, связавшись с Серегой, я доложил о своем решении. Гусев, обдумав услышанное, приказал:
— Действуй. Только постарайся управиться засветло. Не будешь успевать, лучше переночуй в Линсоне и возвращайся с утра. Да, если задержишься — связывайся с двести тридцать шестым полком. Если что-то пойдет не так, тоже через них связь держи.
— Понял. Разрешите выполнять?
— Разрешаю.
Глава 9
До Лобежа, где дислоцировался двести тридцать шестой полк, доехали довольно быстро и без происшествий. Хотя следы совсем недавних боев попадались буквально на каждом шагу. Что говорить — похоронные команды еще не все трупы в немецкой форме, валяющиеся вдоль обочин, успели убрать, поэтому иногда запашок был — хоть стой, хоть падай. Хм, даже странно — на юге, в районе Ремирмона и Мюлуза, все настолько устаканилось, что даже грабители успели начать свой бизнес по угону машин, а тут сразу чувствуется, что буквально несколько дней назад в этих местах шли сильные бои. Хотя, с другой стороны, чему удивляться — на Мозеле отбивался фольксштурм, который буквально сразу побежал, а вдоль Мааса и канала Марна-Рейн в основном оборону держали эсэсовцы. И держали ее до последнего…
Зацепившись взглядом за хорошо прожаренного жмурика, который лежал возле разбитого «бюссинга», задрав скрюченные руки к небу, я сплюнул, закурил и попросил Лешку:
— Слушай, давай быстрее гони, а то дышать невозможно. Здесь, похоже, большую мехколонну фрицев с воздуха раздолбали, вот они и воняют. Даже после смерти пакостят, сволочи!
Гек согласно кивнул и придавил акселератор так, что буквально через полчаса мы добрались до места. Там выяснилось, что командир полка убыл в дивизию, но с начальником штаба удалось быстро договориться о возможном взаимодействии. Майор Ерпилов был, конечно, не в восторге от инициативы заезжих варягов, но после вмешательства лейтенанта из СМЕРШа дал согласие задействовать своих подчиненных, если у нас что-то пойдет не так. Потом мы пошли к связистам, где Искалиев встретил земляка. Заметив умоляющий взгляд Жана, я глянул на часы и сказал:
— Ладно — двадцать минут у тебя есть. За это время и с земелей пообщаешься, и частоты согласуешь. Успеешь?
— Так точно!
— Тогда, как закончишь, подходи к машинам.
После чего, оставив подчиненного, я пошел искать своих мужиков. Нашел их на лавочке в тени большого каштана. Парни сидели и слушали, что им рассказывает Кравцов. Подойдя ближе, я уловил обрывок фразы:
— …долго вспоминал те слова — «одна старушка рубль, а десять это уже червонец»…
Ребята рассмеялись, а Козырев добавил:
— Это точно, командир у нас такой: из любой ситуации вывернется, да еще и с прибытком!
Тут, увидев меня, они опять разулыбались, и Гек ехидно выдал:
— О, вот и он! Командир, а ведь когда ты нам про Францию рассказывал, не говорил, как тебя какой-то уголовник нокаутировал. Хвастался только, что апашей, как мух, гонял, а про то, что они тебе бланш на всю морду подвесили — ни слова…