Шах кивнул и, закончив скручивать руки очередному «языку», доложил:

— Все. Веревка закончилась.

— Держи мою.

Кинув напарнику кусок стропы, я свистнул:

— Фьюить! Эй, наверху! Давай сюда двоих! — И пробурчал под нос: — Не командирам же эти туши таскать…

Стоящие сверху и давно ждущие эту команду бойцы через несколько секунд оказались рядом и сноровисто принялись оттаскивать упакованных «языков» к выходу. Увидев среди спустившихся кимовского парня, которого мы оставили на дороге, я спросил:

— О! Вы уже здесь? Быстро бегаете!

— А, — тот отмахнулся, — добежали-то мы быстро. До плеса. А куда точно идти, поняли лишь когда первый взрыв услышали.

— Ладно, тогда дальше разбирайтесь здесь сами. Пленных и оружие наверх. Барахло — тоже. А мы потопали… Пошли, Марат!

Выбравшись из этой норы, я с удовольствием закурил и молча принялся рассматривать, как «невидимки» шустро растаскивают извлеченных из-под земли поляков подальше друг от друга и тут же приступают к «потрошению». В принципе, пленные ломались недолго. Уже через три минуты мы знали, кто именно их командир, а еще через пять — Томаш Заремба начал давать показания — что, где и как. Правда, главдиверсант свои слова периодически перемежал стонами и воплями насчет того, что «я ослеп», но после подбадривающих тычков продолжал исправно выдавать информацию.

Слушая его, я мысленно гладил себя по голове и делал страшные глаза Шарафу. Ай да мы! Ай да молодцы! Вычислили все четко и правильно! Ведь поляки собирались обстреливать аэродром именно из Nb.W 41! Мы только в количестве ошиблись — эти ухари планировали использовать две установки Nebelwerfer. Ну чтобы наверняка. И установили его не на поляне, а прямо в речке. В пяти километрах от аэродрома, оказывается, есть небольшая отмель и вымытый грот на крутом берегу. Вот в этом гроте и спрятаны сейчас реактивные установки. А для стрельбы их планировали выкатить на отмель и, шарахнув прямо с воды (благо директриса получалась почти вдоль русла и берега не мешали), быстро свалить.

Разузнав все это, я вызвал Болотникова вместе с его гвардией и, передав им схрон для подрыва, затребовал машины, оставленные нами в лесочке. То есть не все машины, а один грузовик. До той излучины отсюда километров десять, а я уже настолько умотался за эти дни, что бегом их преодолевать просто ломы. Да и пленных — не на себе же нести? Кстати, этих пленных до сих пор продолжали колоть на предмет еще каких-нибудь неучтенных диверсионных групп. Те орали, плакали, но были единодушны в своих показаниях — было две группы. Одна — наблюдателей, а вторая — непосредственно стрелков. Больше здесь никого нет.

Порадовавшись этому факту, я уже хотел было выдвигаться встречать машину, но тут вспомнил про потерянно стоящего под охраной Мищука. Хлопнув себя по лбу, подошел к нему и, отпустив бойца, сказал:

— Вот и все, Тарас Богданович. Позвольте вас поблагодарить за помощь.

Хуторянин только вздохнул, когда я пожал его руку, но это было еще не все:

— Вы учтите, что вас будут вызывать на допрос. Я, разумеется, передам все необходимое вашему уполномоченному НКВД, только расследование могут вести другие люди. И для них я сейчас напишу записку. В ней изложу, что вы сразу согласились сотрудничать с органами и что я вас завербовал. Поэтому арестовать вас, не ставя в известность меня, у них не получится. А арестовать я не дам… И еще… — С сомнением поглядев на мужика, на всякий случай поинтересовался: — Надеюсь, у тебя больше нет неучтенных родственников? А то вляпаешься очередной раз, я помочь уже не смогу…

Мищук замотал головой, я же, сев на поваленное дерево, стал писать спасительную для него бумагу. Печати, конечно, не было, но один черт следователи на цидулю с такой подписью плюнуть не рискнут и все равно в случае ареста Тараса поставят полковника НКВД Лисова в известность. Обязаны поставить. А там и посмотрим, у кого глотка громче и рука волосатей. Но, будем надеяться, до таких крайностей дело не дойдет.

Дописав, я вырвал листок и отдал его стоящему напротив человеку. И тут Мищук удивил меня еще раз. Взяв бумагу, он снял свою кепку и низко поклонился. Мля… Вот тебе и хуторской валенок. Нет, я всегда говорил, что они только с виду тормознутые, а на самом деле еще нам фору дадут в смысле соображалки. Вот и сейчас Тарас отлично понял, что за бумагу я ему дал. Выпрямившись, Мищук посмотрел на меня странно заблестевшими глазами и твердо сказал:

— Спасибо вам, товарищ командир. Я этого век не забуду!

Смущенно хмыкнув, я ответил:

— Ты не меня не забудь, ты о семье своей помни. И еще… — Хуторянин уставился на меня, ожидая продолжения. — Ваш уполномоченный — Смирнов, нормальный мужик. Я с ним говорил, поэтому знаю. Ты уж ему помоги по возможности. А то стрельнут в него из кустов, а на его место урода какого-нибудь пришлют. Сам ведь знаешь, как это бывает — жизнь на местах зависит не от людей в Кремле, а от того, кто рядом эту власть представляет…

Мищук еще раз кивнул, причем с таким выражением, что я понял — за Смирнова он теперь горой стоять будет. Хуторянин ведь всю благодарность, что хотел бы вывалить на меня, отдаст уполномоченному. Отдаст только потому, что это мой знакомый «москаль». А благодарными селяне быть умеют. И добро помнят, впрочем, так же как и зло…

Ладно, теперь за дело! Ободряюще хлопнув по плечу Мищука, я повернулся и, глядя на собравшихся «невидимок», которые уже построили «языков» в короткую колонну, скомандовал:

— Шагом марш к дороге!

Выйдя к обочине, мы еще минут двадцать ждали грузовик, а потом, после недолгой езды, оставив на хуторе хозяина и забрав оттуда группу Шмеля, покатили осматривать замаскированные реактивные минометы.

Глава 15

М-да… тут есть на что посмотреть! Прозревший и от этого наконец-то переставший канючить Заремба вывел нас к полого спускающемуся берегу и, показав на обрывчик метрах в двухстах отсюда, по-польски пояснил:

— Вон там грот. Вон, где кусты.

— Хм… а как вы минометы туда тащили?

— Здесь неглубоко. Если вдоль берега идти — чуть выше колена. И следов не остается.

Попробовали — действительно неглубоко. Поэтому, сняв сапоги, двинули вдоль постепенно повышающегося берега. Когда дошли до грота, я огляделся — м-да, хорошее местечко. Сверху не слезешь, а то, что кто-то может пройти и что-то пронести вдоль берега, в голову никому не придет. Да и грот этот невиден совершенно — торчащий кустарник его полностью скрывает. И отмель как по заказу! Пока мужики выкатывали установки Nebelwerfer из убежища, я стоял на этой отмели и, шевеля пальцами, наблюдал, как мальки, шустрыми стайками плавающие в теплой воде, пытаются попробовать мои ноги на вкус. Хе! Не советовал бы! Сдохните во младенчестве! Ведь третьи сутки сапоги не снимал…

Тут меня нагло отвлекли от созерцания природы:

— Илья, иди сюда! Тут хрень какая-то странная!

Недовольно посмотрев в сторону вопящего Гека, я вышел из воды и, подойдя к нему, спросил:

— Ну и чего ты эту мину крутишь? Раньше не видел, что ли?

Лешка, который действительно достал из упаковочного тубуса реактивный боеприпас к миномету и теперь, уткнув одним концом в песок, разглядывал его, отрицательно помотал головой:

— Таких не видел. Вон в тех упаковках, которые Марат с ребятами смотрит, обычные мины, а в этих… Сам смотри — маркировки странные, и, кажется, внутри что-то булькнуло.

— Ага! «Унутри ее неонка!» Что там может булькать? Или ты надеешься, что туда ситро специально для тебя залили?

Но приглядевшись к мине, я задумался. Внешне — совершенно обычная, только вот на корпусе — зелено-желто-красное кольцо идет и цифры «2» и «39». А сбоку, ближе к головной части, какой-то довольно толстый шуруп заподлицо. Слегка потряс эту чушку, но ничего подозрительного не услышал. Хм, похоже, у Гека глюки на почве переутомления.

Я опять пожал плечами, разглядывая разноцветные кольца, которые мне смутно что-то напоминали. Где-то я это уже видел… Ну не прямо это, но что-то похожее. Так, так… На зрительную память я не жалуюсь, поэтому, прикрыв глаза, попробовал поймать ускользающее воспоминание. Сначала не получилось, а когда дошло, что это может быть, я чуть не уронил мину. Мля!!! Это же зарин, зоман, табун и прочие радости кожно-венерического действия! В смысле: кожно-нарывного! Или удушающего! Или нервнопаралитического! Епрст! Перед глазами встал плакат со снарядами, начиненными химическими ОВ. Там тоже вот эти кольца шли. Только цвет другой и маркировка отличалась. Но насколько у Лехи интуиция работает!!! Увидел мину, увидел маркировку, но что это может быть, сразу до него не дошло. Зато подсознание принялось вопить во весь голос. Оно у нас помнит все. И например, в частности, что в таких снарядах жидкость льется не доверху, а оставляется маленький пузырек воздуха для возможных температурных перепадов. Вот поэтому сработала ассоциативная цепочка, и ему послышался «бульк», которого, разумеется, не было — слишком уж мал тот пузырек воздуха, чтобы содержимое снаряда могло плескаться.